Последнее время информационное пространство заполонили всевозможные идеи по переустройству страны, как вполне здравые, так и откровенно популистские. К последним относится идея «прямого волеизъявления» — о том, что народ может вносить любые проекты и выносить их на всенародный референдум, который «для удобства» можно, мол, организовывать даже посредством банковских приложений.

Идея прямого волеизъявления, конечно, сама по себе хороша, но с учетом таких факторов, как резкое социальное расслоение, низкий уровень культуры и образования (во всех слоях общества), отсутствие критического восприятия к социально-популистским, националистическим и ксенофобским, религиозно-экстремистским идеям, мы можем получить в качестве тем для референдумов, как кредитная амнистия, изменение статуса казахского и/или русского языка, введение гарантированного базового дохода, «народное» регулирование уровня цен, тарифов и процентных ставок, постоянный рост пособий, изменение пенсионного возраста, отказ от светского характера государства, запрет на продажу и аренду земель при их всеобщей бесплатной раздаче, восстановление смертной казни и тому подобный набор идей, которые могут оказаться популярными у населения, но приведут к экономическому краху государства и межнациональным конфликтам. Представляется, что оптимальным была бы продуманная политика по введению и расширению использования петиций через приложения электронного правительства и внедрению местных референдумов по вопросам развития местной инфраструктуры (в т.ч. регулирования пастбищных и водных вопросов) и ономастики. Центризбирком, как мы видели на примере последних выборов маслихатов и сельских акимов, отчаянно старается держаться в стороне от территориальных выборов, поэтому представляется вполне логичным модернизация электоральных институтов для транспарентности выборного процесса всех уровней и обеспечения местных референдумов и опросов.

Кроме того, в ряде регионов весьма популярна тематика донорства в республиканский бюджет. В законе о бюджете на 2022 год опять находятся только 4 региона-донора — Атырау, Алматы, Нур-Султан и Мангистау. Остальные устойчиво держатся в минусе, в том числе промышленный пояс (Караганда, Павлодар, Костанай, Актюбинск, ЗКО и ВКО), которые когда-то были донорами. В вечном минусе — южные области (Туркестан, Жамбыл, Кызылорда, Талдыкорган).

Мы много лет проводили реформу межбюджетных отношений с тем, чтобы повысить финансовую самостоятельность регионов, но факту видим, что львиная доля налогов уходит в центр, который её не слишком эффективно перераспределяет. Увлечение центра имиджевыми бюджетоемкими проектами и концентрация средств в квазигоссектора, который при этом, мягко говоря, не является добросовестным и эффективным инвестором, провоцируют тематику экономического сепаратизма, особенно в западных регионах страны.

С каждым годом довод о стратегическом значении центра для выравнивания уровня доходов между регионами работают все меньше.

Пафосное и дорогое строительство в Туркестане, сопровождающееся постоянными скандалами, только добивает ранее применявшиеся аргументы.

Чемпионами по субвенциям являются Туркестанская (402 млрд.), Восточно-Казахстанская (217 млрд.), Жамбылская (194 млрд.), Кызылординская (184 млрд.), Алматинская (180), Акмолинская (160 млрд.) области, но в целом на юг (4 области плюс Шымкент) приходится 52% субвенций.

Если просмотреть статистические данные (за 2020 г.), то мы увидим, что наши регионы сложились исключительно по историко-географическому принципу. Численность населения варьируется от 2 млн. в Алматы и Туркестанской области (а если считать прежнюю ЮКО — то 3 млн.) до 543 тыс. в СКО (где продолжает падать) и 645 тыс. в Атырауской области.

Если обратить внимание на динамику численности, то по естественному приросту лидируют Туркестанская (48 тыс.), Алматинская область (38 тыс.), Шымкент (24 тыс.), Нур-Султан (23 тыс.), Алматы (21 тыс.), Мангистауская (17 тыс.) и Кызылординская (15 тыс.) области. При этом, почти все указанные области (кроме Мангистау) характеризует отрицательная динамика миграционного прироста, зато все три мегаполисы бурно притягивают население из других регионов (и понятно каких). Упрощенно говоря, в южных областях бурно растёт рождаемость, которая стимулирует миграцию в крупные города. Кстати, плотность населения – за исключением городов – наиболее высока в Туркестанской (17,6 чел. на кв.км), Алматинской (9,3), Жамбылской (7,9) областях.

Что касается уровня урбанизации, то количеству городов лидируют Карагандинская (11), Акмолинская, Алматинская и Восточно-Казахстанская (по 10) области, а по числу районов — Акмолинская и Алматинская (по 17), Костанайская (16), Восточно-Казахстанская (15), Актюбинская (14). Наименьшее число городов приходится на Атыраускую и Западно-Казахстанскую (по 2), Мангистаускую и Павлодарскую (по 3) области.

А если посмотреть на размеры валового регионального продукта (ВРП), то последние места занимают СКО (1,5 трлн.), Кызылординская (1,6 трлн.), Жамбылская (1,9 трлн.), Акмолинская (2,2 трлн.), Туркестанская (2,3 трлн.) области и Шымкент (2,4 трлн.). Если посмотреть на эти цифры в пересчете на душу населения, то данные будут ещё более удручающие. Юг в совокупности производит 17% ВРП страны, Запад — 23%, столицы — 30%.

Диспропорции в уровне развития экономики, урбанизации, плотности — огромны.

Периодически вставал вопрос о переформатировании региональной структуры. Напомню, что с середины XIX века существовало областное деление внутри генерал-губернаторств, в состав которых входил Казахстан, Туркестанского (1867 г.) и Степного (1882). В состав первого входили Сырдарьинская и Семиреченская области (1867), в состав второго — Семипалатинская (1854) и Акмолинская (1868 г.), а с 1897 г. — и Семиреченская. В первые годы советской власти в связи с созданием Туркестанской АССР и Киргизской (Казахской) АССР структура была несколько изменена и вместо областей созданы губернии, в 1928 г. переформатированные в округа, а с 1930 по 1932 г. в республике существовало только районное деление. С 1932 г. стали создаваться области, число которых постоянно росло. При Хрущеве ряд областей был сведен в три края, но после его отставки все вернулась на круги своя. В 1988 г. были ликвидированы, а в 1990 г. восстановлены две области и ряд районов.

В период независимости Казахстана обсуждались различные варианты переустройства регионов, но по сути были проведены только две крупных реформы. Первую можно назвать «кажегельдинской», когда в 1996-1997 гг. в целях экономики средств были ликвидированы Жезказганская, Кокшетауская, Талдыкорганская, Семипалатинская, Тургайская области и несколько десятков сельских и городских районов. Несколько позже ряд негативных аспектов реформы был скорректирован переносом центров Алматинской и Акмолинской областей в Талдыкорган и Кокшетау.

Следующая реформа, «масимовская», проводилась в 2007-2008 гг., когда была предпринята попытка создания промежуточного, межрегионального звена управления (созданы СПК и межрегиональные департаменты и инспекции центральных государственных органов, которые — кроме водохозяйственных — были практически идентичны). Однако, на практике это привело к экономическому объединению областей, а стало лишней бюрократической инстанцией. В последующий период все подобные структуры были упразднены. Больше никаких территориальных экспериментов не проводилось, кроме частичного создания новых районов и выделения Шымкента из ЮКО. Периодически возникает вопрос восстановления Жезказганской, Талдыкорганской или Семипалатинской областей с целью обеспечить более комплексное развитие этих регионов.

На сегодняшний день следует признать ряд проблем.

Во-первых, в силу того, что начиная с 2007 г. акиматы полностью подмяли под себя филиалы партии «Нур Отан» и, соответственно, местные маслихаты, уровень диалога, контроля со стороны представительной власти упал до нуля, что привело к тому, что региональная проблематика перестала работать в виде открытой, саморегулируемой системы.

Во-вторых, межбюджетные реформы, а главное концентрация основных бюджетообразующих предприятий под контролем ТНК и госхолдингов, зарегистрированных в центре или за рубежом, не дали особой экономической самостоятельности регионам.

В-третьих, государственная региональная политика перестала рассматривать комплексное развитие регионов как цель, сделала упор только на социальные платежи (в том числе бездумное стимулирование массовой рождаемости), а миграцию населения в мегаполисы стала рассматривать не как следствие экономических проблем, а как инструмент их решения. Если учесть, что среди эмигрантов отмечается большое число учащейся молодежи и специалистов, а среди иммигрантов — неквалицифированной, социально проблемной рабочей силы, то с точки зрения демографии и миграции в структуре населения начали расти изначально бедные и низкоквалифицированные граждане без перспектив получения образования, медицинской помощи и трудоустройства.

Если Алматы и Нур-Султан ещё как-то ассимилировали постоянно растущий поток мигрантов, то непрекращающийся поток мигрантов в Жанаозен, градообразующее предприятие которого давно пережило свои лучшие годы, привёл к постоянной социальной и политической напряженности в Мангистау. Несмотря на все принимаемые меры, которые периодически пытаются распространить и на другие моногорода, ситуация принципиально не меняется, а в мегаполисах вышла за пределы разумных возможностей.

Изначально был выбран и неверный посыл, ориентирующий государственную политику на создание рабочих мест и повышение доходов населения без создания стабильных производств с высокой занятостью и стабильными рабочими местами. Этот переворот экономической модели с ног на голову привёл к миллиардным программам создания временных и фиктивных рабочих мест, а также к постоянному росту закредитованности населения. Добавим, что основными секторами национальной экономики остались предприятия по добыче и экспорту горнорудного и нефтегазового сырья, хозяева которых не были заинтересованы в изменении структуры экономики.

Таким образом, практически все регионы, включая доноры республиканского бюджета оказались перманентно депрессивными, что усугубляется постоянным демографическим и миграционным давлением. Кто-то однажды озвучил тезис о том, что Казахстану для экономического процветания «просто» не хватает населения. Мол, если удвоить, а лучше утроить его численность, то резко вырастет число потребителей, для которых можно будет создавать новую промышленность. Про то, что эти 40-50 млн. человек должны быть не только потребителями, но и производителями, как и о том, что природно-климатические условия страны и экологическая ситуация в городах просто-напросто не позволяют нарастить и обустроить такую численность, никто не подумал. Никто не подумал и о том, что стимулирование рождаемости при нехватке поликлиник, детских садов, школ, колледжей, вузов, а главное — рабочих мест в экономике, будет создавать только бедность, необразованность и потребительское отношение к детям как к источникам госпособий.

С этой точки зрения единственными логичными методами предотвратить дальнейшее ухудшение ситуации является отказ от непродуманной демографической и миграционной политики, стимулирование реальной индустриализации и кооперации в АПК, интересам которой должна служить денежно-кредитная политика, развитие региональной урбанизации с учетом восстановления образовательной и медицинской инфраструктуры, экологических нормативов и комплексного использования природных ресурсов.

Мы уже вплотную подошли к «кыргызскому» сценарию развития, а впереди уверенно маячит «афганский».

К сожалению, ни уличные популисты, ни правительственные, так сказать, экономисты этих вопросов просто не понимают…