Начиная с 80-х годов прошлого века примерно раз в десятилетие в Мангистау/Мангышлаке неспокойно, протестная энергия трудящихся региона ищет повода/причины, чтобы выплеснуться наружу.

Стоит отметить, что после событий в Жанаозене в декабре 2011 года в моем окружении, состоящем из журналистов, политологов, правозащитников, экономистов, финансистов, политконсультантов, психологов, наверное, не было ни одного человека, который не признался бы, что в 2011 году был там, как до событий, так и после них. Но почему наши общие усилия в итоге не приводят к переводу протеста в конвенциональное русло? Откуда уверенность у жителей области, что предметный разговор возможен только с позиций силы? С чем связано ожидание кровавой развязки?

Были в 2011 году и проводили исследования в Мангистау и мы, социологи «Стратегии», хотя, к слову, первый исследовательский проект был осуществлен ещё в 2003 году. Уже тогда было выявлено особое, отличающееся от всех других казахстанцев, восприятие жителями области себя, своей роли в истории и экономике страны: обида и якобы недооцененность их роли, оторванность от общеказахстанской повестки на фоне продолжающегося массового въезда на территорию области оралманов из Туркмении и Каракалпакстана, для которых переезд в «богатый» Мангистау было единственной и главной целью жизни. На данный момент, несмотря на предупреждения практически всех экспертов, миграционная политика на претерпела значимых изменений, область перенаселена, особенно Жанаозен, работа среди новоприбывших по формированию общенациональной идентичности так и не была проведена в полной мере.

На фоне десятилетнего цикла формирования протестного потенциала в области интересна работа акимов. За 10 лет область руководят примерно 3 акима. Больше всего везёт тем, кто оказывается на этом посту в середине 10-летнего цикла, у него сравнительно развязаны руки для [не]проведения «активной социально-экономической политики», «решения актуальных задач и проблем» «в целях недопущения эскалации конфликта». А поскольку политика недостаточно эффективна, то акимство в конце десятилетия может оказаться довольно плачевным. Возможно, Ногаев – хороший аким для области, но когда я услышала, что по его приказу с нефтяников собирают обещания не участвовать в митингах, подумала, вряд ли это должно было кого-то успокоить, уж тем более не такого опытного акима.

Почему нужно обратить внимание на цикличность протеста? Выдвину несколько своих предположений:

1. Обычно за 10 лет заметно меняются экономические условия в стране и мире, поскольку нефть геоэкономический ресурс, на её цену влияет мировая конъюнктура, это отражается и на доходах нефтедобывающих компаний.
2. Скорее всего, символически и практически обнуляются договоренности, которые были приняты на фазе сразу по окончании протеста. Поскольку участники и бенефициарии переговорного процесса зачастую не известны общественности, призвать их подтвердить договоренности не представляется возможным, поэтому управление конфликтом по уже отработанной схеме в каждом новом случае не представляется возможным. Хоть схема практически одна и та же: повод – открытая фаза конфликта – короткий торг/разговор – разрядка.
3. В определенной мере изменяется состав населения области, прежде всего, с точки зрения возрастов работников компаний (уход на пенсии, приход молодых сотрудников), и также как уже отмечалось приезд мигрантов из других стран и областей, у которых нет опыта участия в открытом конфликте, нет чувства страха.
4. Снижается общая настороженность у управленческого аппарата: большая текучка кадров, недостаточный профессионализм, смена акимов и акиматских команд, методов управления.

Что делать теперь? Обобщить весь имеющийся опыт. Понимать, что нужны научные методы управления конфликтом. Выявить надёжные индикаторы формирования протестного потенциала, отслеживать их. Ну, и центральным уполномоченным госорганам не принимать безответственных и непродуманных решений. А о том, что они не продуманы и безответственны говорит то, как легко они, эти госорганы, от своих решений отказываются.